Бах. Страсти по Иоанну. La Chapelle Rhénane, Бенуа Аллер

Benoit Haller,

La Chapelle Rhenane

Johann Sebastian Bach.

Passio Secundum Johannem

Zig Zag Territoires
LC 10894
2010
CD 1: 40:17
CD 2: 76:57  

   У каждого большого баховского дирижера имеется некоторая сверхидея насчет того, что именно в Бахе для него важно. Скажем, для Николауса Арнонкура важна речевая природа, общительность, доверительность интонации. Для Филиппа Херевега – абсолютная перфектность, сияние внеличной архитектоники. Для Тона Коопмана – особая приподнятость, легкость, праздник, который всегда с тобой. Всем им приходится выбирать себе дорогу, которой они идут к Баху (и ведут за собой слушателя).

   Это потому, что для музыкальной культуры Бах давно перестал быть композитором – в смысле, конкретным сочинявшим музыку человеком, пусть даже сверхгениальным. Бах сделался областью знания, если угодно, целой музыкальной дисциплиной; и дисциплина эта настолько разрослась, что отдельный исполнитель, даже очень крупный, сегодня оказывается в принципе неспособным охватить все аспекты области знания под названием “Бах”.

   Бенуа Аллер по первой специальности тенор, он пел почти со всеми большими баховскими (и не только) дирижерами. Судя по этой записи (первая версия Страстей по Иоанну, 1725 год – состав исполнителей здесь), он и сам теперь претендует на место среди них. Аллер основал La Chapelle Rhénane достаточно давно, в 1998 году, и у его команды звук очень зрелого коллектива. Едва ли не первое, что замечаешь в хорошо знакомой музыке, - это артикуляция, агогика, одним словом, произношение. Но не тембр. Мы сначала осознаем акцент говорящего, и лишь в следующий миг – тембр голоса. Так вот, произношение у La Chapelle Rhénane совершенно самобытное, резко отличное от всего, что мне доводилось слышать среди барочных оркестров.

   Поражает выпуклость, броскость интонации. Аллер добивается буквально ораторской выразительности за счет чрезвычайно прихотливой игры мельчайшими временными отрезками. Я ни у кого не слышал такой ритмической свободы в ансамбле. Понятно, что эта свобода замедляет темпы, ведь на такое подробное изложение нужно время. Особенно это заметно во второй части Страстей, где почти все арии идут в предельно неторопливых темпах. Мне, во всяком случае, не приходилось слышать более медленного варианта арии “Zerfliesse, mein Herze”:

   Это такая своеобразная “новая искренность”. Я вовсе не хочу сказать, что остальные исполнители неискренни. Здесь другое: Аллер и его музыканты словно бы идут дальше, чем того требуют баховские аффекты, вкладываются в них чуть ли не по-вагнеровски.

   Где ярость или суета, там доходит до пароксизма, например, теноровая ария про отречение Петра “Zerschmettert mich, ihr Felsen und ihr Hügel” или басовая ария с хоралом “Himmel reisse, Welt erbebe” (кстати, обе они не вошли во вторую редакцию Страстей):

   А где слезы или умиление – почти растворяешься в потоке, так что время как бы останавливается. Наряду с “Zerfliesse, mein Herze” это, например, альтовая ария “Von den Stricken meiner Sünden” или басовая ария с хором “Mein teurer Heiland, lass dich fragen”:

   Пожалуй, именно крайние аффекты в этом исполнении производят наибольшее впечатление. Возможно, именно поэтому баланс сил смещен в сторону оркестра – певцы хороши и страстны (как и положено в Страстях), особенно фантастический бас  Доминик Вёрнер, но инструментальный облик давно знакомых номеров бывает настолько необычен, почти радикален, что голос, скажем так, мало что может противопоставить этой взвинченности.

   Но, наверное, самый необычный номер в записи Аллера – это начальный хор, удивительно резкий, четкий, анатомически беспощадный. Бас наносит удары бичом, и вся остальная фактура вздрагивает под ними (хотя находится, естественно, не под, а над басом). Альты раскачиваются (эта деталь проводится особенно тщательно), флейты и гобои с трудом и стонами продираются сквозь жужжащий частокол скрипичных шестнадцатых. В целом создается впечатление, что многофигурная пьета заботливо подсвечена кропотливым музейщиком-аналитиком. Слушать это трудно, но это и должно быть трудно. Ведь мы слишком уж привыкли к баховским красотам. А тут ужас.

   Резкие истовые (или неистовые?) хоры и арии контрастируют с подчеркнуто матовыми, проговоренными вполголоса хоралами. Здесь хор – точнее, вокальный ансамбль, всего по  два человека на партию – слегка прячется за инструментами, давая иллюзию взгляда со стороны. Звучит не провозглашением и не обобщением, а скорее как внутренний голос. И этот голос, кажется, способен сомневаться.

   Уже понятно, что в дискографии “Страстей по Иоанну” это прочтение стоит особняком. Продолжая живописные аналогии: как правило, Страсти стараются изобразить как можно более внятно, доходчиво, с максимальным изобилием деталей и подробностей – словом, все лучше и лучше; но наступает момент, когда накопленная масса интерпретаций оказывается критической, и тогда может явиться мастер, который, имея эту критическую массу в подтексте, осмелится рассказать сакральную (или просто сакраментальную) историю более темно, более жестоко, более личностно; не лучше, а по-другому.

   И тем не менее – возвращаясь к началу разговора – довольно трудно предположить, с какой сверхидеей подступается к Баху Бенуа Аллер. Наверное, это архаизация, это Бах как хтон. Это шютцизация Баха (недаром La Chapelle Rhénane много играет и записывает Шютца). В стилевом смысле получается весьма убедительно, потому что более позднюю музыку можно исполнять с позиции более ранней. А во всех остальных смыслах получается убедительно потому, что Аллер - большой музыкант.